– Да, я помню этого старика, – уверенно ответил кому-то тот же незнакомый ему женский голос, что и на лестнице. – Он был здесь пару недель назад, рылся в огороде, лазил на чердак, а когда совсем заработался, я, чтобы не возиться с инфарктником, выгнала его на фиг. Почему выгнала? Он стал потный весь, белый и вообще… А тут вдруг приперся с апельсинами – здрасьте! Нет чтобы бутылочку вина прихватить или конфет хороших. От апельсинов у меня аллергия бывает, я вся покрываюсь красными пятнами и чешусь. А когда меня на лестнице увидел, сразу в обморок и хлопнулся. Я его пальцем не трогала! Ну, неудачно упал, что тут поделать. Другой с балкона третьего этажа скопытится – и ничего, а этот… А я не отвлекаюсь, я по делу! Как именно упал? Именно – хлопнулся в обморок, я же вам говорю! Стал отступать назад, отступал, отступал, потом упал головой вниз на лестницу, перевернулся и чуть не сдох на фиг. Нет, я не понимаю, на кой хрен вы таких старых присылаете трупы искать?
Самойлов приоткрыл дверь.
– Лера! – прошептал он в коридор.
– Что? – прошептала она сзади ему в затылок.
Самойлов дернулся и схватился за грудь рукой:
– Что ты здесь делаешь?!
– То же, что и вы – подслушиваю, – с готовностью разъяснила шепотом Лера. – Я в кресле затаилась, чтобы не привлекать внимания. Вот же гадина, – кивнула она на дверь. – Врет и не краснеет. Заложим врунью? – она помахала перед лицом Самойлова письмом Инки.
Закрыв дверь, Прохор Аверьянович добрался до дивана, сел и спросил нормальным голосом:
– Кто с ней разговаривает?
– Гоша сказал, что вызвал знакомого вам человека. Приехали трое. Двое мужчин и женщина. Гоша на улице ждет «Скорую». Прохор Аверьянович, вспомни, она тебя толкала? Толкала вниз?
– Никто меня не толкал, – отвел глаза Самойлов. – Кому «Скорая»?
– Тебе, кому же! Ты больше часа провалялся на диване без сознания. Тут стыдиться нечего, – уверенно напирала Лера, – подумаешь, малышка! Мы с Гошей прикинули – запросто могла садануть тебя с третьей ступеньки ногой в грудь! И сил у нее достаточно – вдвоем еле связали!
– Вы ее связали? – удивился Старик.
– А что нам оставалось делать? Вошли в дом. Ты валяешься на лестнице. Она топчется вокруг тебя с веревками. Этими самыми веревками и связали. Они двойняшки?
– Кто?… – в отчаянии простонал Самойлов.
– Сестры эти лилипуточные!
– Они погодки. Старшая на фотографии из паспорта выглядела совсем по-другому. Волосы светлей, коса… а теперь она очень похожа на Инку.
– Странный ты какой, – Лера уверенно взяла его за запястье, нащупывая пульс, – откуда ты знаешь, кто из них по жизни Инка? Инфаркт был?
– Был.
– Давно?
– Я не хочу, чтобы ты меня щупала и лечила, – отнял руку Самойлов. – Со мной все в порядке.
– Не сомневаюсь. Гоша тоже не верит в мои способности начинающего медика. Не разрешал тебя трогать на лестнице и с места сдвигать – уперся, что позвоночник может быть сломан. Представляю, как бы ты без меня до сих пор валялся вниз головой! Как минимум – кровоизлияние в мозг, – Лера вдруг растопырила ладонь и выставила ее перед лицом Самойлова: – Сколько пальцев видишь?
– Пальцы! – кивнул Самойлов. – У нее тоже – шесть?
– Что значит – тоже? Ты видишь у меня шесть пальцев? Сотрясение мозга, я так и сказала сразу. А Гоша заладил: перелом позвоночника, перелом позвоночника!
Дверь резко открылась, кто-то вошел и зажег верхний свет. Самойлов скривился и обрадовался – это был Колпаков.
– Ну, что скажете, Прохор Аверьянович? – спросил тот, присаживаясь рядом на диван.
– Ушиб головы, небольшое сотрясение мозга. Ноги двигаются, обе руки работают, на вопросы отвечает адекватно, – отрапортовала Лера.
– А по делу? – удивленно посмотрел на нее Колпаков.
– Отдай ему письмо, – приказал Самойлов.
– Пожалуйста, – обиделась Лера.
Колпаков молча перечитал письмо несколько раз, укоризненно посмотрел на девочку:
– Ну, ребята, с вами не соскучишься. Один твердит про сломанный позвоночник, другая держит при себе такую улику! Я же только что предварительный допрос отработал почти всухую! Твердит, что она – Инна Ялина, что сестру не убивала, что мы ее уже достали поисками трупа…
– А шрам у нее на руке есть? – встрепенулся Самойлов.
– Это я только что прочел! – укоризненно заметил Колпаков.
– Сколько паспортов в доме? – продолжил Прохор Аверьянович.
– Два, а что?
– Да так – ищу, где она могла проколоться. Такая маленькая, юная. Все продумала…
Вбежал озабоченный Гоша, доложил, что прибыла «Скорая».
– Разъезжаемся? – встал Колпаков. – Я девчонку задерживаю. Завтра пришлю сыскную бригаду, путь лезут в колодец. Соображения есть?
– Все соображения по возможному преступлению – в письме, – пожал плечами Самойлов.
– Я на тему аномалий. У нас ведь что получается – задержанная, как и ее сестра, имеет аномалии в строении тела.
– У Прохора Аверьяновича дома на стене висят фотографии целых четырех аномалий, – внедрился в беседу Гоша.
Самойлов от таких его слов застыл лицом, а Лера прикусила губу и закатила глаза.
– Значит, вы все-таки заинтересовались? Отлично, коллега, – наскоро всучив Самойлову рукопожатие, Колпаков стремительно удалился.
Пока Самойлова осматривал врач, Гоша пристыженно молчал, а Лера вела беседу на медицинские темы. Она же настоятельно рекомендовала Прохору Аверьяновичу пару дней полежать в больнице.
На носилки Самойлов согласился лечь, когда ступеньки лестницы под ним вдруг стали множиться и ускользать. Уже на улице, лежа, он поманил к себе Гошу.