– Не пойдет, – Лера потеряла к разговору весь интерес, дошла до кухни, взяла губку и занялась оттиранием чашек изнутри. – Контрабанда предполагает разнообразие продукции. Трудно представить, что кто-то привозит ведрами для разлива одни и те же духи.
– Ладно, давай забудем про кладовку и поговорим о женщине. Женщина душится, когда идет на свидание или… – Гоша растерянно задумался. – Два года – свидание в одном месте?…
– Или на работу, – кивнула Лера, стоя у раковины к нему спиной.
– То есть там – ее рабочее место? Брось, это жилой дом.
Лера вытирала руки, оценивающе осматривая молодого мужчину, сидевшего за столом. Отложила полотенце и серьезно предложила:
– Спорим на двадцать долларов, что за стеной кладовки рабочее место женщины, предпочитающей из всех духов «Ля Фоли».
– Понял! – в озарении Гоша стукнул ладонью по столу. – Она – проститутка! Никто не выиграет спор, потому что женщина принимает клиентов на дому, значит – это ее спальня! И одновременно – место работы.
Ужасно довольный собой, он с улыбкой посмотрел на девочку, но больше пяти секунд взгляда ее глаз не выдержал. Лера смотрела на него со снисходительным терпением и даже с лаской – так смотрит мамочка на своего извозившегося в грязи, возбужденного игрой малыша.
– Двадцать долларов, – напомнила она.
– Да это бред, – сник Капелюх. – Это невозможно выяснить! Ты думаешь, можно постучать в дверь любой квартиры – здрасьте, не принимаете ли вы у себя на дому клиентов?
– Я думаю, что там – офис. Никаких проституток с клиентами.
– Это жилой дом.
– Двадцать долларов.
– Даже если это офис, то подпольный! – воскликнул Капелюх.
– Кто пойдет проверять? – подошла к главному Лера.
Гоша столкнулся с Самойловым в подъезде.
– Что еще случилось? – раздраженно спросил тот.
– Ничего не случилось, – смутился Гоша. – Мы поспорили. Сбегаю на пару минут в соседний подъезд. Смежная с вашей квартира находится в соседнем подъезде, так?
Самойлов задумался. Он стоял, молчал и сопел, разглядывая что-то у себя под ногами.
– Прохор Аверьянович?… – позвал Гоша минуты через две.
– Там не квартира. Там офис какой-то компании. Но что странно – они сняли вывеску пару месяцев назад. А это значит… Какой у нас сейчас месяц?
– У нас с вами нынче октябрь. Вы уверены, что офис?
– Уверен. Срок аренды помещения был до конца года.
– И что вывески нет, уверены? Ладно, это я так спросил, это значит, что она не могла ее прочитать заранее. Двадцатку разменяли? – загрустил Гоша.
– Нет, а что? – подозрительно прищурился Самойлов.
– Отдайте. Я вам рублями компенсирую.
Медленно поднимаясь по ступенькам, Самойлов продолжал сосредоточенно сопеть, потом остановился и спросил, не поворачиваясь к плетущемуся сзади Гоше:
– Она лазила в мою кладовку?
– Лазила.
– Сказала, что все еще пахнет духами?
– Сказала, – тяжко вздохнул Гоша.
– Сказала, какими?
– Увы!..
– Вы поспорили, и ты пошел проверить. Ее версию или свою? Надеюсь, я хороший наставник и ты блеснул отточенной интуицией сыщика?
– Увы…
– Гоша, – Самойлов неуклюже развернулся на ступеньке и выразительно посмотрел на своего помощника, – запомни этот момент. Хорошенько запомни!
– Да уж, – поник головой Гоша.
– Бывают разные женщины. Но эту бог при всех выгодах ее внешности ради эксперимента наделил умом и отменным нюхом. Я даже догадываюсь, за какие грехи родителей он так жестоко с нею обошелся. Так что, уважаемый коллега, советую тебе бежать не оглядываясь. Иначе всю жизнь будешь прислужником.
Гоша Капелюх вскинул на Самойлова удивленные глаза. Глаза у Гоши были карими, с загибающимися вверх длинными ресницами – такие делают у кукол. На щеках цвел румянец – то ли стыда за свою профессиональную несостоятельность, то ли смущения от предостережения Старика – тот разгадал его потаенный интерес к девочке с холодными глазам.
– Прислужником?… – усмехнулся Гоша.
– Пажом, шутом, прислужником! – Самойлова рассердило его непонимание, он решительно направился по лестнице вверх.
И не слышал, как Гоша растерянно сам себе прошептал:
– Пажом, это значит – при королеве…
В квартире Лера молча протянула ладонь и получила от Капелюха свою двадцатку.
– То-то же! – удовлетворенно сказала она при этом.
Рассерженный Самойлов оставил пакет с едой у двери и молча отправился в спальню, закрыв за собою дверь.
Он лег на кровать в пальто, закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Ему теперь очень не нравилось это дело о пропаже Антона Капустина, очень! Потому что оно не имело никаких известных Самойлову связок. Почему у грека Корамиса оказался другой ребенок? Старик отлично помнил лицо пропавшего Антона с фотографии – ему с одного взгляда стало ясно, что на фотографиях из Бостона cовсем другое лицо, другая лепка черепа, надбровные дуги, ноздри – все не то. Разве что разрез глаз похож…
Итак, Антон Капустин. Девочка с десятого этажа, которая пошла относить письмо. Их объединяет аномалия в строении тела. По этой ниточке можно предположить, что вьетнамская женщина, застраховавшая свою жизнь на большую сумму и тоже отличающаяся странной аномалией, наверняка застраховала свою жизнь не просто так, а из опасения за ее сохранность. Конкретно… Чего же она опасалась? Хотя… Не может быть никакого «наверняка», когда речь идет о вьетнамке из общежития «Салют» на Загородном проезде. Простому белому человеку, чтобы затеряться, нужно спрятаться в нору, а вьетнамке поселиться в «Салюте» – там по двадцать человек в пятиместном номере. Никто никогда ее не найдет.